Александр Литвинов родился [11июня 1970 г.] и вырос в небольшом шахтерском городке Свердловске Луганской области. Окончил школу № 18 с золотой медалью.
Писать «стишки начал потихоньку, первые какие-то еще в 3-м классе, потом потихоньку под гитарку и как-то оно и запелось»… Институт [Донецк], армия, снова институт [Луганск], женитьба, рождение сына…
«Хиты» начинают активно писаться начиная с 1989г… Однако, впервые Веня Д’ркин появился на фестивале «Оскольская Лира ’94″. [Впервые - в буквальном смысле, ибо до того его знали как Сашу или Дрантю.] Лауреат. 1995-ый — Гран при. В 1996-ом — уже Почетный Гость фестиваля [садиться в жюри и вести мастерскую Дрантя отказывается].
Кстати о псевдониме. «Лира», как всякое мероприятие, организованное администрацией, было не лишено официоза. При этом Дрантя никогда не видел столько «неформалов» сразу. На официальной записи в конкурс официальность этой самой записи Дрантю смутила, и неожиданно для себя он представился Веней Дыркиным из села Максютовка. Это была такая шутка. [Под этим псевдонимом друг Дранти - Рыда однажды пришел поздравлять Белку с Днем рождения, якобы от имени обкома Комсомола. Максютовка же - это реальное село. Дрантя был там лишь однажды, и оно поразило его тем, что там свиней не загоняют во дворы, и они ходят по улицам.] Псевдоним, однако, привязался, как раньше привязалось прозвище «Дрантя», данное Саше однокурсником. Впоследствии Ы в псевдониме было заменено апострофом. А сокращенное «Др.» как производное от «Дрантя» было и раньше.
Собственно, в 1996-ом, на «Лире», на него наседают уже все — активно зовут в столицу и требуют записей. Вобщем-то история Вени Д’ркина как музыканта — это история одного концертного сезона. Начиная с квартирника в Старом Осколе осенью 1996-го и заканчивая выступлением на 850-летии Москвы в сентябре 1997-го. Около 40 выступлений разного калибра. Клубы, квартирники, радио «Ракурс», Парк Горького. Акустический альбом «Крышкин Дом» на студии «Остров». И полуакустический «Все Будет Хорошо» — который был очень плохо сведен, и Дрантя на концертах призывал не покупать эти кассеты.
Домой в сентябре 1997-го, после Дня Города Москвы, Др. уезжает уже больным. В луганской онкологии ставят диагноз «лимфогранулематоз». Теперь сложно установить, то ли диагноз сразу был ошибочным, то ли болезнь стремительно развивалась… однако, в ноябре делают первый сеанс лучевой терапии, а начиная с января с перерывом в две недели фигачат химиотерапию, несмотря на отсутствие улучшений и нормальных восстановительных процедур для организма в перерывах [денег едва находили на сами химии]. В промежутках между — Др. играл концерты, хотя настроение было уже не то…
Так проходит 1998 год. Все попытки поднять панику — «У Д’ркина — рак!!!» — сам Саша пресекает. Дрантя действительно верил в медицину, ждал ремиссии, и почти никто достоверно не знал, чем он болен. Ну запретили пить, ну облысел почему-то… Но ведь вот он, снова приехал и жжет нипадецки! При этом сделать электрический проект-спектакль так, как хотелось, с костюмами, декорациями и сыгранными музыкантами — хронически не получалось. На самом деле в 97-м году Дрантя каким-то чудом протусовался в Москве мимо всех людей, которые могли ему реально помочь! Сколько их таких потом кусало локти и воздевало руки: «Ну, почему, почему я не пошел тогда на этот квартирник!?»
В 98-м ситуация уже обратная. Все ищут Д’ркина, но найти его непросто. Живет, слоняясь с семьей по квартирам друзей. Оставленные им для связи телефоны обычно малоактуальны. Летом после очередной «Лиры» Др. на один день приезжает в Мск, о чем-то договаривается с «Видеосервисом», и уезжает писать смету проекта. Однако буквально на следующий день доллар, стоивший пять рублей, уже стоит двадцать. Все проекты надолго замораживаются.
Зимой 98-99 гг. Др. записывает на квартире у друзей [накладками на двух магнитофонах] аудио-вариант сказки «Тае Зори». Эта сказка неожиданно объединяет в некую цельную мифологию огромное количество совершенно непонятных образов и символов из разных песен, казавшихся случайными. Она особенно отчетливо показывает объем нереализованного творческого потенциала Вени Д’ркина.
В мае после очередной химии — кровоизлияние в желудок. Др. чудом выживает. Тогда подруга семьи Белка просто берет Дрантин записник и прозванивает все подряд телефоны, сообщая, что Д’ркин умирает. Дрантю перевозят в Москву, и в институте Гематологии РАМН ставят уже другой диагноз — «лимфосаркома». Доктора разводят руками и без особой надежды все-таки пробуют лечить. Еще одна химия. Через полтора месяца, на второй химии [было еще солнечное затмение, не помню, кажется 9 августа] — кризис. Др. опять почему-то не умирает. Доктора говорят — все. Надежды нет. Кровь как у трупа — вообще непонятно, почему он еще живой. 11 августа его перевозят на дачу в Королев. 21 августа вечером он умирает.
Все это время Др. находился в абсолютно ясном сознании. У него как бы уже не было тела, он был одновременно еще здесь и уже там… Его высказывания иногда ставили в тупик, но никогда не были бредом. Полина потом жалела, что не записывала, потому что непонятные высказывания, естественно, в основном забылись. Я неоднократно, но безуспешно пытался хоть как-то передать словами то ощущение измененной реальности, которое было у всех, окружавших Дрантю в последний месяц.. Мне кажется, он умер просветленным. В момент смерти по верхушкам сосен прошел сильный порыв ветра, хотя в целом погода была ясная.
Петр Глухов